Без пощады - Страница 91

А еще все знали: теперь два дня отдыха — и домой!

— Сегодня наверняка будет гулянка, — довольно потирая руки, сказал Никита.

— Но мы же еще не закончили! Штейнгольц говорил, мы должны провести замеры и съемку руин Терракотового Колумбария…

— Подумаешь, на полчаса работы! — отмахнулся Никита.

— А еще в плане значится проведение исследовательских работ на косе Динна.

— Туда поедут Катенин, Киприанов и Арина Анатольевна… Нам там вообще делать нечего! — парировал Никита. — Не наш профиль!

— В таком случае как мы должны поступать?

— Радоваться хорошей погоде. Пить вино. Танцевать. — Никита подмигнул Тане. Он старательно культивировал имидж жуира и бонвивана от науки. — А кому не нравится моя жизненная программа имени старика Эпикура, — продолжал Никита, подразумевая Таню, — те могут хоть сейчас садиться за написание статьи «Реконструкция города Сеф-Се методом культурфункциональной экстраполяции по Людичу».

Но Таня даже не улыбнулась ему в ответ. Она все еще находилась в плену у своих мыслей. Ее мучило страстное любопытство. Ей невероятно хотелось знать, что же все-таки лежит в чемоданах.

— А если я их спрошу, что там?

— Кого это их?

— Ну, хотя бы Катенина…

— Зачем?

— Я же имею право знать, что мы нашли? Ведь я тоже принимала в этом участие!

Никита не сразу понял, что именно имеет в виду Таня. А когда понял, лицо его сразу стало недобрым и взрослым.

— Знаешь, Танек… Я тебе не советую ничего спрашивать. Как друг. Понимаешь? С государственными тайнами лучше не связываться. Дольше проживешь.

— Но ведь это важно! — убежденно выпалила Таня. — Может быть, этот вопрос будет мучить меня всю оставшуюся жизнь!

— Скажешь тоже — всю оставшуюся жизнь! — заулыбался Никита. — Да что там в принципе может лежать! Ершик для космического унитаза, страшно радиоактивный и обладающий антигравитационными свойствами? Репеллент, убивающий инопланетных комаров размером с альбатроса, а в качестве побочного эффекта — и всю земноподобную фауну в радиусе десяти километров? Все эти штуки только называются очень внушительно — «ансамблями», «констелляциями», «обоймами». А на самом деле это всего лишь мусор! Опасный для нашего здоровья техногенный мусор, побочный продукт цивилизаций, о которых мы не знаем ровным счетом ничего, кроме того, что они были другими! Короче говоря, выбрось эту чушь из головы.

— Татьяна Ивановна, будьте добры подписать здесь. — Рядом с Никитой и Таней, чаевничающими под раскидистым деревом, появился Казимир Лях. В руках он держал электронный планшет. Планшет голубел неким официальным документом (будь там текст научной статьи, фон был бы нежно-салатным, а если художественная проза — бумажно-желтым).

— Что это? — спросила Таня.

— Так нужно. Подписывай. Я тебе потом объясню, — процедил ей в ухо Никита.

Но Таня решила не оставлять объяснения на потом. Она пробежала глазами по тексту.

«Я, нижеподписавшаяся…», «сохранять в тайне…», «не допускать и не способствовать распространению информации о характере раскопок…», «оповещена, что нарушение вышеперечисленных правил влечет за собой административную и уголовную ответственность в соответствии с действующим законодательством РД…».

— Уголовную?.. Ответственность?.. — повторила ошарашенная Таня.

— Именно так, Татьяна Ивановна, — кивнул Казимир Лях, всем своим видом (а также обращением — обычно он называл ее «Танюшей») выражая крайнюю степень официальности.

— А если я случайно… ну… случайно проболтаюсь подруге, что мы тут были и что-то нашли?

— Пойдете под суд, Татьяна Ивановна. Это серьезное дело. Разве вас не предупреждали, когда вы подавали документы на работу в наш сектор, что такие ситуации возможны?

— Наверное, предупреждали… Просто я не думала… Не думала, что такие ситуации наступят… так скоро.

— Мужала молодость в боях, — хохотнул Никита. Как показалось Тане, несколько нервозно.

Таня, конечно, мазнула по экрану своей неказистой (Тамила говорила — «дитячьей») подписью. А что было делать?

А потом были свободные — как и предрекал Никита — дни. Выходные.

Их Таня провела почти беззаботно. Они с Никитой слонялись по окрестностям, часами швыряли в воду камешки и дважды ходили в гости к ребятам с базы Альта-Кемадо. Мачос и впрямь проявили свое легендарное латиноамериканское гостеприимство. Вниманию Тани и Никиты были предложены деликатесный вареный петух, оказавшийся национальным аргентинским блюдом, хрустящие бобы, а также божественные бархатные вина — красное «Малбек» и белое «Торронтес». В качестве десерта было подано вечернее построение, по безалаберности и голосистости чем-то напоминавшее карнавал в Рио.

А еще были долгие разговоры.

Душевные.

Идиотские.

И душевно-идиотские.

Шагая вдоль погружающегося в закатные сумерки берега, Никита долго и путано рассказывал Тане о своей жизни, старательно напирая на темы «несчастная любовь» и «одиночество». Не забыл даже младшие классы и свою Первую Любовь. На второй день Никита переключился на так называемую молодость (в свои тридцать два он чувствовал себя уже мужчиной, умудренным жизнью). И Тане пришлось выслушать историю его Самой Большой Любви во всех подробностях. Нужно сказать, некоторые из этих подробностей были, на Танин придирчивый вкус, довольно-таки неприглядными.

— И тут я понял, что у нее с этим человеком не просто дружба, — рассказывал Никита, сердито раздувая ноздри. — А нечто большее. Это она мне рассказывала про дружбу. За дурака меня держала! А на самом-то деле она с ним трахалась! Да-да, трахалась! Наверняка! Она так на него смотрела! На друзей так не смотрят! Уж я-то знаю! Она ходила на все его концерты, черт бы его побрал! Аплодировала как сумасшедшая! Экзальтация, бог ты мой! Носила ему цветочки, дрянь такая… В общем, после этого случая на концерте я дал ей пощечину и ушел, не дожидаясь второго отделения. Больше мы с ней не виделись.