Эти коды — азбука войны.
Скажем, задача из учебника по тактике может формулироваться так.
«Вам приказано атаковать на высокой орбите планеты 3-го класса транспорт противника условного типа «Дюгонь». Ударные группы «Азов» и «Бук» состоят из трех торпедоносцев ДИ-4 каждая. Группа прикрытия «Ветер» состоит из шести истребителей РОК-12-тер. В вашем распоряжении имеются еще два истребителя РОК-12-тер, два штурмовика ЛЕ-10 и два разведчика ДИ-4Р. Варианты использования этих флуггеров: (1) сформировать одну большую демонстрационную группу «Глагол»; (2) сформировать две демонстрационные группы — «Глагол» и «Древо»; (3) распределить флуггеры между группами «Азов», «Бук», «Ветер».
Сделайте ваш выбор и обоснуйте его, если известно, что транспорт охраняется двумя фрегатами условного типа «Хищный», находящимися на той же орбите, что и транспорт, с опережением и отставанием в 2000 и 1000 км соответственно (ТТХ условных боеединиц см. в Приложении 2)».
Но зачем мне было говорить Меркулову, что условное название планеты — Глагол? И что ничего достоверного установить не удалось? Пусть уж помучается!
— Это не так-то сложно, когда знаешь все планеты Конкордии наперечет… — пробормотал Меркулов, на глазок определяя угловые размеры неяркого светила при помощи разведенных большого и указательного пальцев. — Та-ак, это не Йама. Там центральная звезда значительно меньше. Не Ардвисура — спектральный класс другой. Ну, не Паркида и не Вэртрагна, ясно… А, да это же Хварэна! Что тут сложного? — Он повернулся ко мне с улыбкой победителя.
— Все бы хорошо, но сутки здесь втрое длиннее хварэнских. Кроме того, есть и другие отличия. Вы их еще встретите.
— А что за сутки на Хварэне?
— Двадцать два стандартных часа.
Эту цифру я вынес отнюдь не из Академии. Кому она нужна, Хварэна?! Но в последние недели я столько раз становился свидетелем и посильным участником подобных дискуссий, что волей-неволей начал ориентироваться в конкордианской астрографии.
— Ну допустим. А другие отличия?
— Вот о них я и хотел вам рассказать. Пойдемте к ребятам.
Я указал на группу пленных, которые, как и мы, вышли погулять. Они стояли перед желтой табличкой «СТОЙ! ОПАСНО ДЛЯ ЖИЗНИ!» и играли в «ложки».
— Да ну их, этих ребят.
— Это займет пять минут. Пойдемте-пойдемте, не пожалеете.
Мы подошли. Ребята оказались итальянцами. Я их лично не знал, хотя мне было известно, что это звездолетчики с двух линкоров, расстрелянных из засады в упор на рейде Екатерины.
Занимались итальянцы вот чем. Набрав в столовой ложек (администрацией лагеря это не приветствовалось, но и не возбранялось), они бросали их за желтую табличку. И смотрели, что дальше будет.
Когда Меркулов увидел, что дальше, ему оставалось от изумления только открыть рот и молча ждать, что будет еще дальше.
Итак. Итальянец бросает ложку — легким взмахом руки, метра на два.
Подчиняясь закону всемирного тяготения, ложка падает на грунт. Но вместо того, чтобы полностью упасть и лежать себе, ложка встает вертикально. И стоит.
Грунт как грунт. Щебенка с серой глиной вперемешку. Трава на ней не растет, но и в других местах, если исключить специально культивированные участки лагеря с завозным черноземом, тоже не растет ничегошеньки. Надо старательно присматриваться, чтобы заметить, что бочок то одного, то другого камешка в аномальной зоне нет-нет, да и заиграет на свету бледным радужным сполохом. А иногда и этот эффект не наблюдается.
А ложка стоит. Десять секунд стоит, двадцать… а потом — хлоп! — вылетает из аномальной зоны по параболе, как пробка из бутылки.
Игра состоит в том, чтобы твоя ложка улетела как можно дальше. Только и всего.
— Это как? — спросил ошалевший Меркулов, когда самый рослый из итальянцев с ликующими воплями побежал за своей ложкой, ударившейся о землю в семи метрах у нас за спиной (остальные ложки взлетали выше, но летели круче и едва не настучали капитан-лейтенанту по макушке).
— Это вот так, — ответил я, приветственно улыбаясь итальянцам. Дальше улыбок и чао-какао у нас с итальянцами не шло. Персональных переводчиков нам не выдали (напротив: отобрали даже те, которые были у некоторых на момент сдачи в плен). Горячие же итальянские парни отбывали детство в захудалой колониальной школе на Лючии. Язык межнационального общения там преподавали из рук вон плохо. Помню даже до войны репортаж такой проблемный: вот, дескать, Закон о Языке приняли, а не исполняем! И ладно бы всякие отсталые правительства, но даже нации-комбатанты!
— Что это за дьявольщина? — продолжал докапываться Меркулов. — Переменное магнитное поле?
— Я не знаю, что за дьявольщина. Это не магнитное поле. И не гравитационное. В чистом виде по крайней мере. Это — аномальный физический эффект, не имеющий ни названия, ни разумных объяснений. А табличка, поставленная заботливыми клонами, указывает границу зоны, в которой этот эффект проявляется.
— А что случится с человеком, который туда зайдет?
— Проверять никому неохота. Но клоны, наверное, недаром желтую табличку поставили. Пойдемте дальше гулять?
— Пойдем… И много здесь таких зон?
— Много. И не только таких. Это не планета, товарищ капитан-лейтенант, а психоз. Никто в Объединенных Нациях о такой не слышал. Даже в Глобальном Агентстве Безопасности о ней ничего не известно. По крайней мере лейтенантам. Пришлось назвать Глаголом.
— Плохо работают… Плохо! Ишь Глагол выдумали! Азов, мать его за ногу, Ветер-Древо-Зубр-Игла… И наша, флотская, разведка никуда не годится! Заселенную клонскую планету проморгать — где это видано… Быть такого не может! Понимаешь, лейтенант? Не может быть!