Без пощады - Страница 69

— Хорошо, пойдем, пойдем. Только чш-ш-ш-ш… — Мы вышли в коридор.

Меркулов был бодр, румян и весел. Его вполне зримо распирало какой-то неведомой мне новостью, а еще — предвкушением моего рассказа о десятках собственноручно задушенных пехлеванах, сбитых вертолетах и взорванных мостах.

— Ну, рассказывай, чертяка, про свое нетоварищеское поведение и как дошел ты до жизни такой, — сказал он, по-шутовски важничая, изображая из себя не то пресс-офицера, не то следователя военпрокуратуры.

Я начал нехотя, лениво, надеясь, что он вот-вот меня перебьет и скажет: «Ясно, молодец. А вот я…»

Но он слушал на удивление внимательно, несколько раз требовал подробностей, а когда я дошел до манихеев — засыпал ворохом вопросов, неожиданно компетентных. На многие из них я, честно признаюсь, просто не знал, что и ответить.

В самом деле: были на манихеях «шапочки», как выразился Меркулов, или нет? А перстни с крупными непрозрачными каменьями, по виду — «булыжники чистой воды»? А розовое прямоугольное пятно на правой кисти? А заметил ли я у них жаберные щели на шее под ушами?

— Товарищ капитан-лейтенант! — наконец взмолился я. — Ну войдите в мое положение! Темень, стрельба, вертолеты… Я — считайте голый, раненный в плечо, окоченевший в этом проклятом Стиксе! И в довершение всех бед тот человек, который знал русский язык и назвал себя Сержантом, подозревает во мне клонского шпиона! И собирается перерезать мне горло здоровенным ножом! Какие я должен был разглядеть щели у него на шее?!

— Жаберные. — Меркулов невозмутимо пожал плечами. — Ладно, не мучайся. Не заметил — значит не заметил… Так чем, говоришь, дело кончилось?

— Счастливым концом. Зло победило очень большое зло.

— Чего?

— Иронизирую, извините… Факты таковы. Егеря устроили засаду ниже по течению Стикса. Перестреляли манихеев. Катамаран сел на мель. Я добрался до берега. Там меня подобрал вертолет Второго Народного кавполка и доставил в госпиталь.

— Это когда было?

— Я так понимаю, трое суток назад. Имею в виду — стандартных.

— Так тебя послушать, Шапуру очень хотелось, чтобы ты никогда больше на этот транспорт не попал…

— Да. Кстати, я по сей момент не понимаю, чему или кому обязан своим спасением. Не просветите?

— А ты проще выражаться не пробовал? Говорят, помогает.

— На кого нас меняют, если проще.

— На заотаров твоих любимых, в рот им дышло!

«На заотаров?! Сколь много нам открытий чудных!..»

— Здорово… Я думал — на пехлеванов. А где взяли?

— Не в курсе. Была специальная операция. Наш осназ захватил транспорт, который облетал оккупированные планеты Синапского пояса. На транспорте путешествовали заотары самого высокого ранга.

— Может, свои зороастрийские храмы закладывали и освящали? Что-то такое?

— Что-то такое, — равнодушно согласился Меркулов. И тут же, припомнив нечто, с его точки зрения, куда более интересное, вновь оживился: — Ладно, Пушкин, чтоб им всем сдохнуть — заотарам, пехлеванам… Главное, ты молодец. Выжил, вернулся. Я, еще когда ты мне по роже въехал, сказал себе: «Богдан, вот это человек! Человек с большой буквы!»

— Ну уж. — Я был польщен.

— Да нет, правда-правда… Но я тоже ничего себе такой человечек. Гляди чего у меня есть. — Меркулов ухмыльнулся.

Передо мной снова стоял шкодный, всласть наозорничавший мальчишка. А на его раскрытой ладони лежал неказистый металлический цилиндрик на цепочке.

— Это что?

— Ты не глазами гляди, а руками. — Я взял.

Вещица не производила особого впечатления. На ощупь и на вес — заурядный металлический сплав, скорее всего алюминиевый. Ни окраски, ни маркировки.

Когда-то в этом цилиндрике, наверное, хранилась маленькая сигара-сигарилла. Или офицерский маркер. Или подарочный мундштук из слоновой кости.

— Да открой же ты! — Меркулова распирало от нетерпения, хотя он-то и так знал, что там внутри, а я нет.

Я открутил неплотно притертую крышечку. Перевернул, потрусил на ладонью.

Нехотя показался край свернутого в трубку полупрозрачного листка.

Я попробовал ухватить его ногтями, как пинцетом. Увы, после госпиталя у меня были известные проблемы с координацией движений.

— Руки крюки! — фыркнул Меркулов. — Ладно, дай сюда. — Капитан-лейтенант ловко (чувствовалось, делает он это уже не первый и не второй раз) вытащил листок, а точнее сказать — маленький свиток, и раскатал его на ладони.

Свиток имел желтоватый оттенок и едва приметную микрофактуру, которая показалась мне смутно знакомой. Почти наверняка материал природного происхождения… Может быть, тонкая кожа?

Свиток был усыпан рукописными закорючками — черными и красными. После того, что мне показал Ферван в молельне манихеев, я уже боялся высказывать свои предположения вслух.

Скажу фарси — окажется арамейский. Арамейский? Окажется фарси.

Выпалю: «Арамейский или фарси»? И снова попаду впросак! Потому что арабский.

Меркулов избавил меня от мучений недоучки.

— Фарси, — гордо изрек он, будто бы сам по себе этот факт объяснял решительно все.

— И что пишут?

Я был уверен, что он ответит: «Откуда ж я знаю? Думал, ты по-ихнему умеешь».

Но Меркулов меня удивил:

— Какую-то ахинею. Сплошные числа и шелуха религиозная.

— Так вы знаете фарси?!

— А там и знать нечего!

— Но откуда?

— Что значит откуда? Ходил на курсы.

— Зачем?!

— Чудак человек… Затем, что надбавка! За немецкий дают пять процентов оклада, за испанский — десять, а за фарси в свое время назначили тридцать!.. А, я забыл, ты ж учился еще тогда… Так подумай: походил на курсы годик, сдал экзамен — и богатеешь. — Меркулов мечтательно улыбнулся. — Войны-то тогда не было, боевых не доплачивали. Только космические. Но «Нахимов» тогда в плановом ремонте торчал, значит — никаких космических. А у меня две дочки и жена-дурочка…