Без пощады - Страница 66

Мне хотелось закричать: «Хвови! Возьмите меня к себе в кавалерию! Я даже умею ездить на лошади! Я готов убивать манихеев с утра до вечера, только бы никогда больше не встречаться с теми офицерами, которые хотели сжить меня со свету! Я расскажу вам все!»

Я попытался что-то сказать — и закашлялся.

Потом глубоко вздохнул, провел рукой по щеке — чистой и гладкой.

— Госпожа ротмистр, я поделился с вами всей информацией, которой располагал. Ни трений, ни особых отношений с этими господами у меня не было. Напротив, капитан Мадарасп был настолько мил, что показал мне долину Стикса и Котел, чему я был несказанно рад в силу присущей мне любознательности.

Что удержало меня от жалоб на Фервана Мадараспа и майора Шапура? Честь русского офицера.

Да-да, именно так.

Кто бы ни дожидался встречи со мной там, за дверью, что бы ни готовила мне судьба, я не собирался становиться доносчиком!

Хвови нахмурилась.

— Если бы не одно экстраординарное событие, ближайшие дни вы бы наверняка провели в долгих беседах с нашей контрразведкой. Уверяю вас, эти люди докопались бы до правды… Но, боюсь, вам суждено скоро погибнуть в бою. Поэтому мне остается смириться с тем, что истину я не узнаю никогда. Я обречена верить капитану Мадараспу, который утверждает, что в районе Котла вы совершили побег. Прощайте, гвардии лейтенант Пушкин.

«До чего клоны любят это стопудовое «прощайте»! Можно подумать, им доподлинно известны все имена, которые Судьба написала на своих пулях!»

— До встречи, госпожа ротмистр.

Дверь за Хвови тихо вздохнула. Зажужжал климат-контроль, спешно восстанавливая оптимальную концентрацию ароматов хвойного леса на чахрском взморье.

Я весь сжался, ожидая появления убийц. Ведь и Ферван тоже говорил мне «прощайте» не просто так. Он был уверен, что разговаривает с покойником.

Когда дверь вновь открылась, я увидел людей, к встрече с которыми не готовился.

Невысокий пожилой человек в парадном облачении контрадмирала. Русского контр-адмирала. Все было на месте: запонки с алмазными якорьками, золотые пуговицы с крылышками, галстук, погоны толстого витого шнура… Но почему у него кортик вместо меча?

Вторым был чернобородый мужчина лет тридцати пяти, тоже в форме — но невиданного опереточного покроя. Повеяло основательно забытыми реалиями из исторической части курса «Обмундирование, снабжение и комплектация». Кто ж в такое одевался-то?.. Фузилеры Петра I? Московское городское ополчение 1812 года? Отряды местной самообороны «брошенных миров»?

Я был, как впоследствии оказалось, уже недалеко от истины, когда заметил на левом предплечье бородача белую повязку с надписью на фарси. Это сбило меня с толку и заставило предположить, что передо мной представитель неведомых конкордианских спецвойск. Может, палач?

Мои подозрения относительно функций мрачного бородача укреплялись тем, что в правой руке он держал пакет цвета хаки. Я решил, что в пакете — оружие. Не обязательно огнестрельное. Убить меня можно сотней изощренных и бесшумных способов…

Ну, палач — можно понять… А что здесь делает старик, ряженный русским контр-адмиралом?

— Гвардии лейтенант Александр Пушкин? — строго спросил контр-адмирал.

Замечу: по-русски спросил, без малейшего акцента.

«Хвови снова погрузила меня в управляемый гипносон? Сначала — Исса, теперь —?..»

Предположение показалось мне близким к истине.

«Точно. Когда мы учились, нас уверяли, что достоверная пси-эмуляция — бредни, но ведь это Глагол, а на Глаголе возможно всё».

— Не гвардии. — Я устало вздохнул. — Но Пушкин.

— Я вас понимаю. — контр-адмирал улыбнулся. — Вы не верите своим глазам. Забывчивый ротмистр Аноширван не потрудилась предупредить вас о нашем визите… Поэтому на первый раз я прощаю вам неподобающие манеры в разговоре со старшим по званию. Я контр-адмирал запаса Тылтынь.

«Тылтынь? Адмирал Святополк Даромирович Тылтынь?! А почему «контр»? Отчего «запаса»? Это настолько невероятно, что… похоже на правду! Неужели Тылтынь сотрудничает с клонами? Не может быть… Ч-черт, но ведь вылитый Тылтынь… Да, это он! Но каким ветром?!. А что, если… если он вступил в Добровольческую Освободительную Армию? Или даже… возглавил?!»

Не давая мне опомниться, Тылтынь осведомился:

— Как ваше самочувствие?

— Спасибо, неплохо… товарищ контр-адмирал запаса.

— Врачи говорят, вы уже можете самостоятельно передвигаться?

— Так точно… товарищ контр-адмирал запаса.

— Отлично. Одевайтесь, гвардии лейтенант. Вы пойдете с нами.

Мужик в несуразной форме, которого я принял за палача, подал мне сверток, предупредительно раскрыв его.

Там лежал новенький комплект обмундирования. И погоны лейтенанта! А еще — коробочки для медалей и тоненькая брошюра.

Обложка брошюры была выполнена из благородного натурального картона. Надпись под тисненым российским орлом гласила: «Гвардейская памятка».

— Я готов идти куда угодно, но, господин… товарищ контр-адмирал запаса, пожалуйста, объясните мне, что происходит! — взмолился я. — Или хотя бы: кого вы представляете?

— Хорошо. Но вы все равно не лежите лежнем, дружок! Хватит тут прохлаждаться, отечество в опасности! Вставайте, одевайтесь, времени у нас в обрез… Если вы нас стесняетесь, так мы отвернемся…

Пока я менял больничную пижаму на благоухающие фабричным красителем брюки, рубаху и китель военфлотского пилота, Тылтынь сообщал мне новости.

Да какие! С каждым новым словом во мне крепло желание обнять этого замечательного человека. Думаю, окажись на моем месте эмоциональный итальянец — и Святополк Даромирович был бы зацелован до полусмерти.